Убийство Уильяма Норвичского. Происхождение кровавого навета в Средневековой Европе

В издательстве Новое литературное обозрение вышла книга Эмили М. Роуз «Убийство Уильяма Норвичского. Происхождение кровавого навета в Средневековой Европе» в переводе Татьяны Ковалевской. Vox medii aevi публикует фрагмент главы «Как было найдено мертвое тело», повествующей о том, что происходило в первые шесть лет после убийства юного Уильяма, и почему на это событие не сразу обратили внимание.

Глава 1. Как было найдено мертвое тело

История первого обвинения в ритуальном убийстве начинается с обнаружения трупа. В марте 1144 года молодой подмастерье Уильям был убит, а его тело брошено под деревом на окраине Норвича. Найти мертвое тело всегда означало множество неприятностей. Сразу возникают тягостные вопросы, все внимание сосредотачивается на человеке, который наткнулся на труп, и его обычно втягивают в сложные бюрократические процедуры, не говоря уже о том, что он переживает эмоциональный шок. Все это происходило и в средневековой Англии, где существовали подробные правила относительно процедур, связанных с обнаружением трупа ¹. Тогда, как и сейчас, убийство было тяжким преступлением, и оно затягивало в свою орбиту семьи, общины, суды и всю иерархию правосудия. Многие полагали разумным перенести мертвое тело, поспешно захоронить его или надеяться, что стихии или дикие звери позаботятся о нем до того, как его обнаружат.

Поэтому, когда крестьянин набрел на мертвое тело в зарослях недалеко от проезжего тракта рядом с Норвичем, он точно знал, что делать: ровным счетом ничего². Еще до крестьянина то же тело увидела знатная норманнская дама леди Легарда, но она также не предприняла никаких шагов и даже ничего не сообщила властям. Она помолилась над телом вместе с другими монахинями, а потом удалилась к себе в монастырь, и более этот вопрос ее, видимо, не волновал³. Над трупом кружили птицы — это говорило о том, что он лежал на открытом месте. Как часто бывало в подобных случаях, «первый нашедший» тело человек на самом деле был последним из тех, кто на самом деле его обнаружил, но первым, кто был по закону обязан расследовать эту смерть⁴.

В Великую субботу (25 марта) перед Пасхой тело показали лесничему Генри де Спраустону, объезжавшему лес по долгу службы; он следил за порядком, а скорее всего, проверял, чтобы никто не производил незаконной вырубки⁵. Де Спраустон служил церкви: Норвичскому епископу и монахам. Право на вырубку леса было доходной и рьяно охраняемой привилегией. Дерево использовалось для отопления и приготовления пищи, из него строили дома люди всех сословий, оно шло на строительство соборов, приходских церквей, доков и кораблей, необходимых для перевозки из Нормандии отличного известняка, из которого сооружали Норвичский собор и замок. Особенно высоко ценился добрый английский дуб. Стволы шли на мощные балки в домах знати и простых горожан, а также в хозяйственных постройках; ветви пережигались в уголь или высушивались на растопку; из коры добывали танин для дубильщиков, а из дубовых волокон делали веревки⁶. В это время леса нещадно вырубались по всей Европе: население росло, и землю зачищали под сельскохозяйственные посадки; вырубка шла особенно активно вокруг Норвича, одного из самых быстрорастущих городов в уже густонаселенной части страны. Поэтому землевладельцы строго следили за соблюдением прав на вырубку леса.

Лесничий отправлял не только судебные, но хозяйственные обязанности. Епископ и монахи составили сложный план по разделу одного из своих наиболее значительных владений, и по этому плану Торпвудом владел епископ, но часть леса была отдана монахам из Норвичского приората, монастыря при соборе⁷. Управление лесом должно было приносить доход как монастырю, так и епископу, и на вырубку деревьев, как и на продажу леса, требовалось одобрение обеих сторон⁸. Когда в лесу нашли мертвое тело, это затронуло интересы церковных властей и как землевладельцев, и как духовных утешителей семьи убитого юноши.

Крестьянин привел Генри де Спраустона к мертвому телу, возможно, с тем, чтобы отвлечь внимание от своих собственных действий, скорее всего, незаконных. Ни сам крестьянин, ни лесничий не узнали юношу, и никто не мог объяснить, как тело попало в лес. Генри де Спраустон начал расследование, но никаких результатов оно не принесло. Тело опознали. Это был Уильям, юный подмастерье дубильщика, сын Венстана и Эльвивы⁹. Новость быстро распространилась по округе, и горожане бросились в лес посмотреть, что случилось. После того как дядя, брат и кузен Уильяма опознали тело, юношу похоронили. Церемония была очень простой, и надгробная плита тоже была самой обычной¹⁰.

Сведения об Уильяме и расследовании убийства мы черпаем из «Жития и страстей Уильяма Норвичского» Томаса Монмутского — это одна из всего нескольких сохранившихся рукописей большой библиотеки Норвичского собора XII века. Томас прибыл в монастырь через несколько лет после смерти Уильяма и чрезвычайно заинтересовался покойным юношей по причинам, которые вскоре прояснятся. Томас утверждал, что шесть лет спустя после убийства составил полную картину того, что произошло в Страстную неделю 1144 года. Он был намерен доказать, что Уильям погиб за свою веру, а потому достоин причисления к лику святых.

В позднейшем изложении Томаса Монмутского эта история предстает интригующей загадкой, в которой он сам играет видную роль сражающегося за правду сыщика. Полагаясь на сведения, полученные от семьи жертвы, Томас утверждал, что юного Уильяма убедили сопровождать человека, который предложил ему работу подручным повара архидьякона. Так, по крайней мере, слуга архидьякона сказал матери Уильяма, которая согласилась отпустить сына, несмотря на дурные предчувствия¹¹. Когда этот человек (мать не была уверена, христианин он или еврей) на следующий день связался с тетей юноши, ее подозрения настолько обострились, что она послала дочь следовать за Уильямом. Дочь якобы увидела, как этот человек вместе с Уильямом вошел в дом некоего еврея¹¹. Как утверждал Томас, именно там через некоторое время Уильяма принесли в жертву в кровавой насмешке над Распятием, после чего его истерзанное тело бросили в лесу за городом, где его в конце концов и нашли. Дядя Уильяма сообщил, что как только мать юноши узнала о смерти сына, она обвинила в этом местных евреев. Как пишет Томас, епископ Эборард Норвичский пытался вызвать этих евреев в суд дать показания, но их защищал шериф Джон де Чезни, так что все надежды привлечь их к суду вскоре развеялись.

Хотя семья Уильяма подняла шум, дело довольно быстро заглохло. Епископ Эборард разрешил дяде юноши обратиться к церковному собранию, синоду, созванному, как обычно, в следующем месяце, но, похоже, дальнейшего расследования не производилось. Как только тело опознали, Уильяма вскоре похоронили там, где нашли, на земле, которой владели епископ и приорат, и о мальчике практически забыли¹⁰. К тому времени, как Томас начал свою весьма творческую работу, брат убитого юноши сам принял постриг в приорате.

Ученые поверили Томасу на слово, полагая, что между смертью Уильяма и написанием «Жития» прошло относительно немного времени, что Томас располагал достаточными сведениями и имел доступ к основным участникам событий и другим заинтересованным сторонам и что он не мог манипулировать фактами, не вызвав возражений¹². Хотя Томас Монмутский начал свой труд всего шесть лет спустя после смерти Уильяма, закончил «Житие» он только через двадцать лет.

Поэтому нам нужно отделить друг от друга различные наслоения, наложившиеся на этот средневековый «детектив»: события, непосредственно связанные со смертью Уильяма и обнаружением его тела; последующие события, когда вокруг юноши и его предполагаемых убийц была сплетена целая история; завершение этой истории поколение спустя, когда останки Уильяма уже почитались; и распространение основной фабулы этой истории далеко за пределами Норвича. Хотя Томас стремится предстать перед читателями непредвзятым повествователем, он весьма выборочно излагает имевшиеся у него сведения. Например, он не упоминает, что в то время тела выставляли на обозрение в течение трех дней¹³. Он пренебрегает другими событиями, а их важно учитывать, чтобы понять, на чем основываются его утверждения, будто Уильям был святым, и эти же события также сыграли значительную роль в толковании Томасом происшедшего. Одним из самых важных событий являлась жестокая гражданская война, охватившая норвичские земли; эта война может объяснить и смерть мальчика, и то пренебрежение, с которым к ней первоначально отнеслись. Другие важные факторы — тесная связь его семьи с приоратом и епископским двором, а также юридические процедуры, сопряженные с предполагаемым убийством (которые Томас излагает неверно). Все эти обстоятельства были замяты. Зато всячески подчеркивался ажиотаж вокруг мощей юноши.

До 1150 года, когда Томас начал свой труд, никто, по всей видимости, и думать не думал про юного подмастерья¹⁴. Всякое отсутствие интереса к Уильяму в Норвиче после его смерти резко контрастирует с тем вниманием, какое народ уделял некоторым святым, жившим в то же время, например св. Вульфрику Хэйзелберийскому, св. Годрику Финчейлскому (их «Жития» включены в ту же рукопись, что и «Житие» Уильяма) и св. Томасу Бекету, которые сразу после смерти были провозглашены могущественными небесными заступниками¹⁵. Почитание Бекета сложилось сразу, оно было активным и долговременным. Когда его убили в Кентерберийском соборе в 1170 году, пилигримы окунали платки в кровь мученика, которая еще не успела высохнуть. Через два года после его смерти восторженные монахи слагали истории о чудесах, свершаемых его мощами. Через три года авторитетом Бекета Кентерберийского подкрепляли авторитет иных святых: он является в видениях, поддерживая других святых, что указывает на быстрое распространение его славы.

В случае Уильяма из Норвича было удобно вспомнить знамения, которые предположительно провозвещали его мученичество: сладкий аромат, сон матери, сон тетки, цветы, которые расцвели зимой, легкие роды¹⁶. Однако самые рьяные сторонники Уильяма смогли собрать сведения только об этих пяти чудесах, которые не представляли собой ничего выдающегося¹⁷. Яркий свет, сиявший над телом Уильяма, указывал на его святость¹⁸. Нет никаких сведений о том, что люди окунали платки в его кровь, рвали на себе одежду, приносили дары и просили исцеления. Это говорит о том, что несколько чудес, зафиксированных в 1144–1150 годы, представляли собой поздние воспоминания о вполне естественных явлениях.

Вполне вероятно, что никто первоначально не обратил внимания на юного Уильяма потому, что его смерть произошла во время гражданской войны между Стефаном и Матильдой, племянником и дочерью Генриха I ¹⁹. Исследователи спорят о том, насколько разрушительной была эта война, но нет никаких сомнений в том, что около 1144 года в Восточной Англии и на ее болотистых торфяниках она велась c особой жестокостью²⁰. В часто цитируемом отрывке из рукописи Е «Англосаксонской хроники» из монастыря Питерборо, одном из основных источников наших сведений о гражданской войне, сказано: «Открыто говорили, что Христос и его святые спали»²¹.

1. Начиная с эпохи Вильгельма Завоевателя предполагалось, что всякий убитый мог быть норманном, а его убийцы — англичанами, если только общине не удавалось доказать иное. Английское слово «murder» происходит от налагавшейся королем Вильгельмом виры murdrum за совершенное тайно убийство людей короля. Только королевской хартией 1194 года жители Норвича были освобождены от выплаты виры за murdrum. См.: O’Brien B.R. From Mordor to Murdrum: The Preconquest Origin and Norman Revival of the Murder Fine // Speculum. 1996. Vol. 71. P. 321–357. К концу XII века уже появилась должность особого чиновника, назначавшегося королем, коронера, который расследовал обстоятельства смертей и занимался уголовным преследованием убийц. См.: Hunnisett R.F. The Medieval Coroner. Cambridge: Cambridge University Press, 1961.[↩]
2. Thomas Monumetensis. Liber de Vita et Passione Sancti Willelmi Martyris Norwicensis. Cambridge University Library, Add. Ms. 3037 (далее — Vita) I, xi, 34.[↩]
3. Ibid.[↩]
4. Hunnisett R.F. The Medieval Coroner. P. 9.[↩]
5. О важной роли и высоком статусе лесничих в норманнской Англии см.: Wilson D. Multi-Use Management of the Medieval Anglo-Norman Forest // Journal of the Oxford University History Society. 2004. No 1. P. 1–16. Спраустон был имением, которым владел епископ Норвичский; оно располагалось примерно в трех милях к северу от центра города; в 1086 году, когда Спраустон упоминается впервые, в «Книге Судного дня» фигурирует маленькая нищая полузаброшенная деревушка; сегодня это элитный курорт с полем для гольфа.[↩]
6. Дуб был не единственным деревом, пользовавшимся широким спросом. Разная древесина шла на разные нужды. Стулья и столы делали из самых разных пород дерева. Из ивы плели корзины и мережи для угрей; бук шел на уголь и растопку; из тиса делали знаменитые английские луки. Из выдолбленных стволов вязов делали водопроводные трубы; из ореха делали бирки — в Средние века шерифам в королевских казначействах выдавали такие бирки с зарубками, чтобы подтвердить факт получения разных выплат (подобные бирки XIII века хранятся в Национальных архивах; гибкий ясень плотники пускали на плуги, оси и весла. На щепках и прутьях коптили рыбу и мясо; в голодные времена желуди перемалывали в муку, а кора шла в пищу.[↩]
7. В этом абзаце мы следуем сведениям, изложенным в: Crosby E. Bishop and Chapter in Twelfth-Century England, A Study of the Mensa Episcopalis. Cambridge: Cambridge University Press, 1994. P. 179ff.[↩]
8. Несмотря на формально достигнутые соглашения, споры между епископом и монахами по поводу прав на Торпвуд шли до начала XIII века.[↩]
9. Vita. I, xi, 34.[↩]
10. Vita. I, xiii.[↩][↩]
11. Vita. I, iv.[↩][↩]
12. Langmuir G. Toward a Definition of Antisemitism. P. 218–219, 220.[↩]
13. Goodich M. Violence and Miracle in the Fourteenth Century: Private Grief and Public Salvation. Chicago: University of Chicago Press, 1995. P. 98.[↩]
14. Коэн (Cohen J.J. The Flow of Blood in Medieval Norwich. P. 28) вслед за Рональдом Финьюкейном (Finucane R. Miracles and Pilgrims: Popular Beliefs in Medieval England. New York: St. Martin’s Press, 1995. P. 119) утверждает, что св. Уильяма окружали «невероятная поддержка» и «рьяное местное поклонение», но подтверждений этому нет.[↩]
15. Поскольку было очевидно, что отшельник Вульфрик Хейзелберийский, «Житие» которого включено в тот же кодекс, что и «Житие» Уильяма, будет канонизирован, еще при жизни Вульфрика его аббат послал человека записать подробности жизни отшельника и забрать его тело после смерти. См.: Bell M. (Ed.) Wulfric of Haselbury by John, Abbot of Ford // Somerset Records Society. 1933. Vol. 47. Вульфрик умер в 1154 году. Краткое изложение его жития см. в: Mayr-Harting H. Functions of a Twelfth-Century Recluse // History. 1975. Vol. 60. P. 337–352. То же самое произошло с Годриком Финчейлским, еще одним святым, «Житие» которого включено в тот же кодекс; Годрика также признали святым еще до его смерти в 1170 году. Общество имени Сюртиса опубликовало латинский текст «Жития» Годрика, написанного Реджинальдом, в 1847 году под редакцией Джозефа Стивенсона. Краткое описание жизни Годрика см. в: Ward В. Miracles and the Medieval Mind: Theory, Record, Event, 1000–1215. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1982. P. 76–82. Его посмертные чудеса, по большей части связанные с исцелениями, имеют много общего с чудесами, приписываемыми Уильяму.[↩]
16. Бэйл (Bale A. Feeling Persecuted: Christians, Jews and Images of Violence in the Middle Ages. P. 53) показывает, как сон матери заключает в себе всю историю Уильяма и его мученичества.[↩]
17. Vita. II, iii: роза расцвела зимой; II, iv и v: видения; I, vii: легкие роды; II, vii: исцеление от водянки. Близкие параллели этим явлениям встречаются в знаменитых историях о чудесах у Григория Турского.[↩]
18. Vita. I, ix.[↩]
19. Королю Стефану, племяннику Генриха I, пришлось защищаться от притязаний Матильды, дочери Генриха и вдовы императора Священной Римской империи, которую Генрих публично провозгласил своей наследницей. См.: Cronne H.A. The Reign of Stephen, 1135–1154: Anarchy in England. London: Weidenfeld and Nicolson, 1970; Davis R.H.C. What Happened in Stephen’s Reign // History. 1964. Vol. 64. P. 1–12; King E.J. The Anarchy of Stephen’s Reign // Transactions of the Royal Historical Society. 1984. Vol. 34. 5th ser. P. 133–153; Bradbury J. The Civil War of Stephen’s Reign; Winners and Losers // Strickland M. (Ed.) Armies, Chivalry, and Warfare in Medieval Britain and France. Stamford, UK: Paul Watkins, 1998. P. 115–132. В 6-м томе «Альбиона» (Albion, 1974) опубликовано несколько статей о правлении Стефана (Callahan, Hollister и Patterson). См. также: White G. Were the Midlands ‘Wasted’ during Stephen’s Reign? // Midland History. 1985. Vol. 10. P. 26–46. К тому времени, как Томас Монмутский закончил первые пять книг «Жития» Уильяма, конфликт разрешился в пользу Генриха, сына Матильды от ее второго мужа Жоффруа Анжуйского. Генрих взошел на престол после смерти Стефана в 1154 году и стал королем Генрихом II; возможно, «Житие и страсти Уильяма» писались с целью поддержать Генриха[↩]
20. Thomas H.M. Violent Disorder in King Stephen’s England: A Maximum View // Dalton P., White G.J. (Eds.) King Stephen’s Reign (1135–1154). Woodbridge, UK: Boydell, 2008. P. 139–170. В этой книге опубликовано несколько карт, на которых показано, где творились основные зверства, разорение земель и зафиксированные случаи убийств, голода и сокращения населения; даются библиографические ссылки на недавние научные работы. О том, как ранее рассматривался ущерб, причиненный гражданской войной, см.: King E.J. The Anarchy of Stephen’s Reign; Callahan T. A Reevaluation of the Anarchy of Stephen’s Reign, 1135–1154: The Case of the Black Monks // Revue Benedictine. 1974. P. 338–351; Davis R.H.C. What Happened in Stephen’s Reign; Davis H.W.C. The Anarchy of Stephen’s Reign // English Historical Review. 1903. Vol. 18. P. 630–641. [↩]
21. Whitelock. Anglo-Saxon Chronicle, 200; Swanton. Anglo-Saxon Chronicle, 265. Русский перевод «Англосаксонской хроники» (СПб., Евразия, 2010) содержит только фрагменты рукописи «Е» до 1066 года. Поэтому цитаты приведены в переводе с современного английского. — Прим. перев. [↩]