Роберт Дарнтон: школа «Анналов» осталась в прошлом (фрагмент интервью)

В декабре главный редактор «Vox medii aevi» Светлана Яцык взяла интервью у американского историка Роберта Дарнтона, который презентовал свою книгу «Цензоры за работой. Как государство формирует литературу» (Новое литературное обозрение, 2017) на ярмарке интеллектуальной литературы Non/fiction. Беседа опубликована на портале «Горький», а мы делимся с вами небольшим фрагментом, где профессор Дарнтон рассуждает о школе «Анналов» и социальной истории.


Существует ли еще школа «Анналов»?

Боюсь, она осталась в прошлом. Но ответ на этот вопрос зависит от того, что подразумевать под школой «Анналов». Когда я был в вашем возрасте, я отправился во Францию и познакомился там с тогдашними представителями школы «Анналов». Фернан Бродель однажды назначил мне встречу, к которой я с волнением готовился. Кто-то передал ему экземпляр моей первой большой книги (речь идет о книге Mesmerism and the End of the Enlightenment in France (1968) — прим. пер.). Но мы ее не обсуждали: встреча продлилась всего несколько минут, Бродель меня благословил, и я вышел. Нельзя сказать, что у нас состоялось настоящее знакомство.

Впрочем, у меня было хорошее представление о том, чем занималось следующее поколение Школы. Некоторые из его представителей ненамного старше меня — это Франсуа Ферре, Эмманюэль Ле Руа Ладюри; некоторые — моложе (например, Даниэль Рош, Роже Шартье и другие). С ними мы стали довольно близкими друзьями. Они воплощали для меня школу «Анналов». Их исследования посвящены изучению глубинных сил в истории, вопросам о структурах (в первую очередь — демографических и экономических) и о том, как эти структуры можно изучать. Одним из лучших демографических историков я считаю Пьера Губера (Pierre Goubert, 1915–2012), моего близкого друга. Он занимался XVII веком.

Амбициозная задумка представителей «Анналов» заключалась в том, чтобы системно осмыслить все общество (его социальную, демографическую и экономическую структуры) в его движении через длительные отрезки времени — и отразить все это в одной статье. Меня это очень воодушевляло, особенно — возможность посмотреть на историю снизу, описать все слои общества, даже самое его дно. Мне это казалось очень инновационным.

Так выглядела школа «Анналов» в тот момент, когда я с ней познакомился. Но сегодня уже никто не занимается структурами. В какой-то момент пришла реакция на это — то, что называют «историей ментальности». Представители этого направления изучают то, как обычные люди видели мир. Этим занимался, например, Мишель Вовель. Из этого выросла антропологическая история, которой занимался и я. Да, антропологи на меня повлияли — особенно Клиффорд Гирц. Кроме того, нас всех очень интересовала политическая философия, которую мы воспринимали как длящийся спор между мыслителями. То есть не история идей в чистом виде, а история политического языка и культуры.

Так что, думаю, та исключительность школы «Анналов», которая, безусловно, была в 1960-х, уже испарилась. Или, скорее, перенята многими другими историками.

Мой учитель Олег Воскобойников, ученик Жана-Клода Шмитта, иногда в шутку называет себя представителем пятого поколения «Анналов».

Жан-Клод — мой друг, я восхищаюсь его работой. Он работает в Высшей школе социальных наук (EHESS), то есть институционально наследует «Анналам». Журнал «Annales. Histoire, Sciences Sociales» продолжает выходить. Многие члены EHESS, особенно те, кто входит в редколлегию «Анналов», будут, конечно, настаивать на том, что Школа существует!

Отлично, если так, я желаю им всего наилучшего. Но старой социальной историей уже никто не занимается. И я думаю, что эволюция интересов Шмитта — хорошее подтверждение этого тезиса. Воскобойников может быть пятым поколением, но от поколения к поколению школа меняется.

Симпатизируете ли вы какому-то другому направлению исторической мысли? Может быть, микроистории?

Я не считаю себя микроисториком. Более того, некоторые из них меня убедительно критикуют. Например, Джованни Леви (Giovanni Levi) написал статью*, критикующую «Великое кошачье побоище» за то, что там было слишком много антропологической идеологии. Он, правда, не сказал, в чем именно она заключалась, ну да ладно. Думаю, он почувствовал мой бэкграунд, коренящийся в символической антропологии.

*Levi G. I pericoli del Geertzismo // Quaderni Storici. 1985. № 58. P. 269—277. (http://www.jstor.org/stable/43777309);
Леви Дж. Опасности гирцизма // Новое литературное обозрение. 2004. №70 (http://magazines.russ.ru/nlo/2004/70/le4.html).

__________________________________________________